Поздний СССР. Скорый поезд. Купейный вагон. Окна открыты, скучающие пассажиры вдыхают свежий воздух. За окнами пастораль: Волга, березки, коровки, луга... Вдруг проводник, без слов, по очереди зашторивает все окна. А через минуту открывает снова. На вопрос, зачем он это делает, проводник рассказывает историю:
— В прошлом году у меня тут ехал француз — то ли художник, то ли писатель. И вот, так же, как и вы, он вышел из купе подышать воздухом и полюбоваться красотами России–матушки. И видит он на пригорке русскую красавицу с длинной косой, которая задрала юбку и, извините, присела на пригорке, повернувшись своей белоснежной попой к железной дороге. И, что вы думаете, француз влюбился в нее с первого взгляда, сошел на ближайшее станции, нашел девушку и предложил ей руку и сердце. Они поженились, и француз увез ее в Париж.
— А для чего ж вы шторы–то задёргивали?
— Дело в том, товарищи, что с тех пор, когда скорый поезд следует мимо деревни, все жители выходят срать на этот пригорок.
Приходит юное дарование к продюсеру:
— Я — Катя Тютюшкина…
— Угу (лениво рассматривая свой руки)
— Из Сыктывкара.
— Я вижу…
— Хочу петь у вас (проходит к инструменту)
— Мда, вам придется переспать с нашим режиссером…
— Угу (начинает петь…)
— (в ужасе) Мда… и с оператором…
— (поет)
— И со звукорежиссером…
— (продолжает петь)
— И со съемочной группой…
— (поет)
— И с владельцами телеканала…
— (поет)
Останавливает ее и, по–отечески обнимая:
— Катя, Вы никогда не будете петь!
— Но почему?
— Вам будет просто некогда!