Может быть было? Может быть обсуждаемо? Может быть на злобу дня? Частенько можно услышать о ком-то, имеющем высокую репутацию, что он программирует по-черному. Редко кто из молодых знает откуда это повелось. Вот мое видение этого выражения. Другими словами, откуда оно есть пошло.
Это началось давным-давно. Когда в СССР еще были компьютеры собственного производства с собственно разработанной электроникой, операционками, языками. Это были БЭСМ-4, БЭСМ-6 ( знатоки говорят, что кое-какие идеи, заложенные в нее до сих пор не реализованы в современных ЭВМ), М-220. О, залы, где они стояли, были без конца и края, а доступ в них был только людям в халатах. Уже тогда у нас были свои далекие предки персоналок – компьютеры МИР и НАИРИ. И тогда в ответ на вопрос – где студент N, спрашивающий мог получить ответ, он «на Ире» (на НАИРИ) диплом считает, а отвечающий очень радовался, что спрашивающий смущается, услышав такое.
Это началось тогда, когда программа на перфокартах могла весить полкило и исправлять ее избранные и любимые начальниками ВЦ могли прямо на пульте, нажимая тумблера размером с палец (пульт огромный, полметра высоты и два длины, лампочки, тумблера… прямо космос какой-то!), а неизбранные должны были всячески охмурять девочку оператора, чтобы она вне очереди перебила 2-3 перфокарты. Использовались все аргументы от шоколадки до обещания завтра жениться, а иногда просто жалостливой улыбки.
Тогда имя моего учителя в программировании Володи Магарика служило волшебным – как «Сезам откройся!» – пропуском на любой ВЦ Средней Азии и Кавказа без всякой оплаты времени. За одну магнитную ленту Скотч, подаренную кому нужно, мнс. N мог иметь неделю нон-стоп времени на ВЦ Академии Наук в Душанбе, а оставшиеся местные пользователи робко разбегались, увидев, как он один, заросший и вонючий, вытаскивал в конце этой недели 105 килограммов перфокарт с записями самого большого в мире каталога землетрясений, спасенных с умирающей в холодильнике, старой, много раз пользованной магнитной ленты.
Перфокарты набиты уже в формате EC. Времена менялись, мы успешно украли IBM, потеряли свои отечественные ЭВМ, операционки, систему адресации и, самое главное, людей, которые на наших далеко не лучших компьютерах могли делать программы, превосходящие по скорости и производительности все зарубежные аналоги, решавшие те же задачи.
Именно тогда появилась знаменитая болезнь – механисис. Симптомы такие. Человек не может ни сформулировать задачи, ни решить ее, а все жалуется на свой компьютер, и требует для него новой и новой мощи, памяти, скорости, носителей и т.д. Сейчас, эта болезнь мутировала. Но ее можно легко узнать и в нашем кругу. VFP3 плох – дайте VFP5, VFP5 устарел – дайте VFP6 , нет, нет ¬– дайте VFP7 (а у других измененная форма этой же болезни: ФОКС вообще плох, вот Дельфи – это да). Позвольте, да у вас механисис, типичная болезнь, известная еще с древних времен. Тут не применима пословица – из курочки сварит и дурочка. Не только инструмент, но руки, старание и упорство многое решают. Но не будем больше отвлекаться.
Итак, в те далекие времена для расчета зарплаты использовали пачку перфокарт с программой во внутренних кодах 3-х адресной ЭВМ, а не лучшую в мире субд VFP. Не знаю, изменились ли результаты расчета? Носители сменились на магнитные ленты, ленты на полуметровые магнитные диски, а они на маленькие HARD-диски. Наши компьютеры РЯД (содранные с ИБМ) постепенно уступили место компьютерам СМ (содранным с ПДП-1173), а те – персоналкам. Времена менялись, только всегда и везде злейшим врагом рядового программиста или просто человека, желающего что-нибудь сосчитать, были системщики (будь они не ладны и накрыты nodefault).
Так вот, где-то чуть раньше этих годов в одном общежитии день и ночь программисты писали программы. Вернее делали вид, что писали, а сами играли в карты. И только один из них, ничего так не любил, как запах свеже набитых перфокарт. Куски его распечаток были везде – в карманах, портфеле, столе, подоконнике.
Половину времени он жил где-то там, в огромных залах с жестокими кондиционерами и ужасными администраторами, а половину – бесконечно переписывая код, рвал перфокарты, а потом матерясь вытаскивал их из корзины, и погладив утюгом, клал назад.
Он умел тасовать их лучше, чем его друзья колоды карт. Он по дырочкам читал как машинный код (наших машин по горизонтали сверху вниз, их машин по вертикали слева направо), так и код на любом из существовавших в то время языков.
И вот в один прекрасный день его друзья, оторвавшись от очередной партии в бридж, заметили, что их коллега куда-то исчез. Вот только что шуршал распечатками – и нет его. Никто не видел, чтобы он в дверь выходил вообще. Могли бы и не заметить, но проголодались и рассчитывали разжиться у него тремя рублями на обед (большущая стипендия – 45 руб. или зарплата старшего инженера 115 руб. позволяла пара раз сводить девочку в любой московский театр, надраться в «Арагви» и много чего еще)
Сначала его исчезновению не придали никакого значения. Но потом, когда голод все сильнее стал давать себя знать, стали искать его всерьез. Прошлись по общаге, потом сходили на ВЦ, потом на кафедру, потом на базу. Нетути. Тогда бросились к столу, где он обычно работал, и нашли там кусок распечатки с черными-черными , много раз правлеными кодами. Решили в них разобраться, может, так найдут товарища. И бросили они и бридж, и походы в кино, и ходки к девочкам в МГПИ, и самое страшное – пиво. И стали они очертя голову программировать. И учили они и Алгол, и Фортран, и Фокал, и трех - адресные конструкции печати 50 -70, и устойчивость расчетных схем, и точность. И невзвидели они ни суббот, ни воскресений, ни дней, ни ночей. А только бормотали иногда в тяжком минутном забытьи то «цикл не закрыт», то «не структурный подход» или а... или нет ....
И вот с тех пор то в одном, то в другом месте неведомо откуда появляется на столе или где еще кусок распечатки с черными-черными, много раз правлеными кодами. И человек, взявший код в руки, бросает и жену, и любовницу, забывает должников и врагов, сидит часами, стуча по клавиатуре. Это заблудшая душа черного программиста посетила его и заразила болезнью хуже любой наркомании. Он стал программистом, гуру или рядовым чайником, это не важно. Давно нет запаха перфокарт, но есть неизбывное желание выжать из компьютера то, чего нет в жизни. Минуту счастья, грезы наяву, благодарность пользователя... Кто что.
Если ты встал утром и вместо умывальника бросился щелкать тумблер питания своего видавшего виды 486, если смотря кино в 21 на СТС, вдруг вскакиваешь и бежишь с ужасным криком «я все понял!» к клавиатуре, а добежав, восклицаешь «опять не то!», если просыпаешься по ночам и правишь, и правишь черный-черный код, это значит , черный программист уже посетил тебя и ты глубоко болен. Болен неизлечимо, черным-черным программированием.
О, молодой человек, если где-то в транспорте или работе увидишь ты чужую распечатку с черным жирным кодом – во имя байта, не трогай ее. Помни, заразившись этой гадской болезнью, ты не излечишься от нее аспирином и антибиотиками. Будь осторожен, увидев на столе одинокий, включенный монитор, зазывно подмигивающий тебе, особенно, если на нем дебагер. Он только и поджидает тебя. Шепчет: «найди ошибку, запусти Run»... Знай, если ты сядешь за него и прикоснешься к клавиатуре, черный программист уже не отпустит тебя никогда. Поднимите мне очи, запустите отладку – сказал Вий – я найду, где тут циклится код, но провалился в глубины if do while с сатанинским криком в дебрях дебагера и накрылся там четырмя уровнями транзакций. А вся программа поросла кучей suspend
Мораль, и в наши годы, найдя чужую флэшку или диск с надписью-архив проектов ( программ), лучше оставить это там, где это ест